— Ух! На улице просто морозильник! — не снимая с себя запорошенной снегом шинели, недовольно пробурчал рыжеволосый.

— Ты бы двери-то закрывал за собой! Чай не июль месяц, — возмущённо фыркнула девушка, плотно запирая дверь за собой и своим менее расторопным спутником.

— Так ты ж последняя вошла! — всплеснув руками, огрызнулся юноша.

— Конечно! Ведь это ты мчался к двери, аки подстреленная дворняга! А ведь мог бы и пропустить вперёд леди! — нахмурив брови, парировала та, погрозив собеседнику пальцем.

— Ты кого это дворнягой назвала?! Сама-то лучше? И где ты тут леди увидала?! — сверкнув глазами, злобно зарычал он, да так, что припорошенная снегом копна рыжих волос встала дыбом.

— Хах! Тебя, мой милый Дружочек, — щёлкнув парня по носу, промурлыкала блондинка, обнажая ряд белоснежных зубов в самодовольной ухмылке.

— Ах ты ж кошка драная! Да я тебя...

— А ну! Прекратили оба! — донесся из холла чей-то звонкий голосок, от которого оба спорщика мгновенно замолчали.

— Негоже вам позорить честь имперского мундира! — постукивая невысокими каблучками кожаных сапог, произнесла хрупкая на вид девушка, облачённая в лёгкий парадный китель имперской армии, — Принесли, что просили?

— Так точно, товарищ старший лейтенант! — вытянувшись по стойке смирно, в один голос отрапортовали оба сержанта.

Чуть погодя, девушка спохватилась и, поспешно вытащив из-за пазухи свёрток пергамента, молча, протянуло его старшему лейтенанту.

— Прекрасно. А теперь бегом в зал! Помогите остальным закончить с приготовлениями, — взяв в руки свёрток и, кивком головы указав сержантам направление, сурово нахмурившись, бросила девушка.

Коротко отдав честь старшему лейтенанту, оба задиры стремглав скрылись из холла, умудряясь даже на бегу не переставая спорить о том, кто из них прав, а кто, собственно, виноват.

Сама же девушка тяжело вздохнув, поправила выбившуюся из причёски прядь длинных каштановых волос и, поудобнее взяв свёрток, отправилась на кухню, откуда доносились манящий аромат жаренного мяса.

Пока шумные «ребятишки» развлекали себя обоюдными колкостями и перепалками, большинство солдат и офицеров уже вовсю украшали центральный зал, предвкушая грядущее торжество.

Как и полагалось в канун Рождества, многие, отбросив суровые маски военнослужащих, с головой окунулись в омут праздничной суеты и веселья, разбавляя серую повседневность звонким смехом и шутками. И весело обсуждая грядущий вечер, они развешивали по стенам шелестящими гирлянды, украшали деревянные балки разноцветными фонариками, наспех склеенными из бумаги, да решали, где же установить высоченную ёлку, спиленную неподалёку от форда.

В такие дни невольно начинаешь понимать, чего так не хватает этим людям — тепла, уюта и покоя в стенах родного дома. Им и даром не нужна была война. И не свойственна им безумная жажда крови. Никакие они не убийцы, какими их рисуют злые языки народных подстрекателей.

Нет. Они такие же люди, как и все остальные жители Империи. С одной лишь разницей в том, что вместо гражданских одежд знатных особ и крестьян — на них имперский мундир, а вместо изящных и вычурных шпаг, да простецких крестьянских орудий труда — у них в руках острая сталь имперского клинка.

Да, они сами выбрали этот путь. Но никто из них не желал идти на войну. Они так же, как и все хотят жить. Жить в спокойной и мирной стране, где каждый будет волен выбирать свою судьбу, а не слепо следовать указам разжиревших лордов, втягивающих простой народ в затяжную междоусобную войну против императора.

Но покуда идёт гражданская война, покуда восстания и мятежи продолжают вспыхивать в провинциях Тёмной Империи, и покуда заговорщики и бунтари не будут арестованы — не видать офицерам покоя. Не видать им родного дома и семьи. Такова суровая реальность. Такова правда.

А потому любой праздник, как бальзам на душу офицера. И никакая суета, иль постоянное чувство опасности, поднимающее голову над стенами форда — не в силах испортить предпраздничное настроение. И пусть этот праздник они проведут вдали от семьи и дома, но даже разлука с родными не сможет заглушить шум и веселье готовящегося торжества.

— Эгей! Поберегись! — крикнул кто-то из-за порога, разгоняя столпившихся в центре зала офицеров.

Следом за широкоплечим и неулыбчивым бородачом вошли ещё пятеро солдат, тянувших за собой обтянутую верёвками и тряпьём, свежо спиленную ёлку. Осторожно, стараясь не переломать раскидистые ветви рождественской «красавицы», они на глазах у всех остальных, торжественным маршем внесли ёлку в зал. А затем, медленно её поднимая, установили и закрепили в самом центре залы.

Пока нерасторопные солдаты с улыбками разглядывали праздничную ёлку, более инициативные офицеры, поставив стремянки, принялись разматывать верёвки и стягивать с колючих ветвей плотную ткань, в которую, собственно, и была обернута ёлка.

С долгожданным появлением ёлки всё вернулось в привычное русло, и мгновением позже, народ вновь вернулся к своим делам, продолжая украшать зал и активно готовиться к празднику. Кто-то даже успел украдкой опробовать на вкус жгучий грог и глинтвейн, от бочек с которым шумные женщины постоянно отгоняли особо рьяных дегустаторов, подкрепляя крепкие фразы не менее звонкими ударами поварёшек по головам. В общем, весело было всем.

И в общей суматохе, никто и не заметил, как таинственным образом исчез их командир. Хотя, на самом-то деле он никуда не исчез. Просто не выходил из своего кабинета, предпочтя оставаться вдали от суетных дел и грядущего торжества. Впрочем никто из офицеров не рвался нарушать покой своего генерала, благоразумно держась подальше от запертых дверей, покуда сумятица приготовлений не уляжется и все окончательно не будут готовы к празднеству.

— Йо! Уйди кошка драная! Брысь отседа! — гаркнул рыжеволосый откуда-то сверху.

— Мрр, я просто стремяночку твою держу. Ты ж, дворняга безродная, на четыре лапы не приземлишься, — с улыбкой промурлыкала блондинка, одной рукой придерживая чуть пошатывающуюся стремянку.

— Далась мне помощь твоя! Сгинь, треклятая! — огрызнулся парень, нервно притопнув ногой.

— Ну, как знаешь, — безразлично бросила девушка и, легонько толкнув стремянку, немедля шагнула в сторону.

Качнувшись из стороны в сторону, стремянка опасно накренилась влево, а затем со скрипом стала заваливаться на бок. Изумлённо моргнув, парень не сразу понял, что произошло. И последнее, о чём он подумал в момент своего падения под аккомпанеме́нт собственного оглушающего вопля и грохота... А впрочем, вы и сами догадываетесь о чём он мог подумать.

Сама же виновница, гаденько посмеиваясь, с вызовом взирала на взвывшего от боли сержанта, который потирая ушибленную поясницу, кое-как выбравшись из-под завала ёлочных украшений, медленно поднялся на ноги.

— Убью! Убью, гадина! — шипя и морщась от боли, прорычал сержант, грозясь испепелить блондинку разъярённым взглядом карих глаз.

В зале разразился дружный хохот солдат и офицеров, на чьих глаз в очередной раз развернулась фееричная ссора меж двумя молодыми сержантами. Никто уже не удивлялся тому, как эта парочка делает друг другу подлянки, изо дня в день шумя и скандаля, аки молодожёны неразумные. Хотя последнее отчасти верно, ибо оба они условно помолвлены родителями.

— Вах-вах-вах, я вся дрожу! — наигранно возопила девушка, мол, и впрямь испугалась нелепой угрозы едва поднявшегося на ноги сержанта.

— Ну, всё! Это твои последние слова, кошка ты драная! — озлобленно захрипел рыжеволосый, пробираясь сквозь завал.

— А кишка-то не тонка, дворняга? — насмешлив вздёрнув тонкие бровки, фыркнула девушка.

— Немедленно прекратили! Оба! — прозвучал суровый голос от дверей, ведущих на второй этаж, где располагались кабинеты старших офицеров.

Облокотившись на деревянные перила, на лестницу вышел статный блондин, облачённый в простые штаны, заправленные в высокие сапоги, полу расстёгнутую льняную рубаху, перехваченную на рукавах широкими лентами кожаных наручей, да накинутый поверх широких плеч офицерский китель.

При виде молодого человека, вышедшего на лестницу, все присутствующие в зале мгновенно замерли, вытянувшись по стойке смирно.

— Вам ещё не надоело? Или вы соскучились по дежурству на стенах? — выгнув левую бровь, негромко вопросил юноша, устремив взор янтарных глаз на примолкших сержантов.

В повисшей тишине, нарушаемой лишь тихим дыханием, собравшихся внизу, голос командира прозвучал подобно грому, троекратно усиленному эхом высоких сводов центрального зала.

— Никак нет, товарищ генерал-майор! То есть, так точно! Ой! — перебивая друг друга, начали было оправдываться оба зачинщика беспорядка, но почти сразу же умолкли, поникнув под суровым и пристальным взглядом командира.

— Люциус... То есть, мой генерал, я чуть позже отчитаю их. Обоих! — выйдя из-за спины командира, сквозь зубы процедила девушка, метнув на сержантов испепеляющий взгляд тёмно-зелёных глаз.

— Старший лейтенант Леома, будьте добры впредь не допускать подобных инцидентов, — холодно ответил Люциус, — А что до вас, голубчики, — выдержав короткую паузу, произнёс командир, — То сегодня вас спасло Рождество. В следующий же раз такой милости не будет. Ясно?

— Так точно, товарищ генерал-майор! — отдав честь в один голос воскликнули оба виновника, и лишь когда командир вновь скрылся за высокими дверьми второго этажа, позволили себе шумно выдохнуть.

Спустя минуту молчания, повисшую в зале, предпраздничная суматоха возобновилась с новой силой. Однако уже не столь шумно и весело, как раньше. Впрочем, смех и улыбки вскоре вернулись, но вот оба сержанта уже не стали искушать свою судьбу, предпочтя украшать зал подальше друг от друга.

— Мой генерал... я позже с ними разберусь. Они у меня всю неделю будут драить котлы на кухне! — сжав кулаки, чуть шипя, процедила девушка, идя следом за командиром.

— Леома, не стоит впадать в крайности. Сегодня Рождество, и пусть мы вдали от крепостных стен столицы, но праздник должен приносить людям радость. А не разочарования. Этого добра им с лихвой хватает на поле боя, — резко обернувшись и, приложив указательный палец к припухлым розовым губам лейтенанта, негромко проговорил генерал, глядя Леоме в глаза.

— Как прикажете, мой генерал, — несколько опешив, прошептала девушка, смущённо отводя взор от янтарных глаз командира.

— Вот и чудненько, — отняв руку от девичьего лица, с улыбкой произнёс блондин.

Подойдя к дверям собственного кабинета, молодой человек остановился.

— Отправляйся вниз, и проследи, чтобы никто не напортачил, пока я не вернусь, — через плечо бросил Люциус, положив руку на бронзовую ручку двери.

— Но, Люциус... я думала пока все заняты приготовлениями, мы сможем остаться наедине... хотя бы чуть-чуть... — удивлённо захлопав длинными ресницами, воскликнула девушка, и тут же поспешила прикрыть рот ладошкой, опасаясь, что кто-нибудь мог её услышать.

— Не сейчас, Леома. Я должен отправить срочное донесение в столицу, — мягко произнёс юноша, осторожно приоткрывая дверь.

— Но, как же я? — сдавленно прошептала девушка, едва ли не умоляюще взирая на командира.

— Позже. Я постараюсь освободиться до начала торжества. А ты пока проследи, чтобы та парочка вновь не учинила беспорядков, Хорошо? — обернувшись к лейтенанту, вопросил блондин.

— Да, мой генерал, — опустив взгляд в пол, покорно ответила Леома, — Разрешите идти?

— Иди, — кивнул Люциус, и когда стук девичьих каблуков стих за высокими дверьми коридора, тихо вошёл в кабинет.

Плотно заперев за собой двери, молодой человек подошёл к письменному столу и, не глядя, бросив китель на спинку кресла, сел за письменный стол. После чего, ещё мгновение поразмышляв о тексте для будущего донесения, принялся искать в кипах рапортов и приказов чистый лист бумаги.

— С чего же мне начать? — задумчиво постукивая кончиком пера по гладкой столешнице, сам себя спросил Люциус, — Пожалуй, начну с простого, — улыбнулся он, и макнув перо в чернильницу, принялся накладывать на бумагу ровные строки «важного донесения».




Отложив перо в сторону, он ещё раз пробежался взглядом по содержанию своего письма, и лишь удостоверившись, что написал всё, что хотел, аккуратно свернул его в трубочку и, взяв в руки костяной тубус, осторожно вложил письмо внутрь. Взлохматив волосы пятернёй, блондин рассеянно огляделся в поисках злополучной пробки, затерявшейся где-то посреди бумажного хаоса на письменном столе.

Перебирая бумаги, далеко не сразу, но ему всё-таки удалось отыскать треклятую пробку. Плотно заткнув тубус с донесением, он медленно поднялся из-за стола и, обойдя его, подошёл к иссиня-чёрному ворону, замершему на толстой дубовой ветке, небрежно прибитой к стене.

— Ты готов, Корвин? — обратившись к ворону, с улыбкой произнёс юноша.

Ворон утвердительно «каркнул», и спрыгнув с ветки, осторожно опустился на вытянутую руку генерала. Опустив голову, посланник позволил блондину водрузить на себя кожаный ремешок с костяным тубусом, после чего в очередной раз «каркнув», с готовностью хлопнул смольными крыльями.

Подойдя к окну, генерал распахнул створки.

— Постарайся успеть до рассвета. Это очень важно, — глядя в глаза Корвину, мягко произнёс Люциус.

Дождавшись от птицы утвердительного кивка, он отпустил ворона, и тот, громко хлопая огромными крыльями, вылетел через окно, скрывшись в ночной мгле.

— Удачи, мой друг, — с улыбкой произнёс командир вслед улетевшему посланнику, после чего закрыл окно.

— С одним делом разобрался. Остались сущие пустяки, — выдохнул юноша.

Подхватив с кресла свой китель, он небрежно накинул его на плечи и, в последний раз оглядевшись, вышел из кабинета...